|
Евгений КОЗЛОВСКИЙ ЭТЮД 13 Мне даже как-то неловко признаваться в этом, господа... В наш век рока, когда даже увлечение джазом трактуется как достойное в лучшем случае сочувственного взгляда и, отвернувшись, пожатия плечами проявление дремучей старомодности, можно, пожалуй, для изысканности слушать порою что-нибудь из барокко... Вивальди, например... Тартини... Альбинони... Но опера?! Мой отец, проводя студенческие годы (совпавшие с гражданской войной) в славном городе Одесса, не столько ради мелких денег, сколько ради халявного потребления произведений искусства, в свободное от основных занятий время подрабатывал статистом в знаменитой архитектуры оперном театре, а потом, едва ли не полвека спустя, сумел передать сыну странную (на сегодня) эту любовь к весьма странному (на сегодня) предмету. Боюсь, что эстафета поколений тут и прервется, поскольку моему почти девятилетнему Савве изо всего предлагаемого условно нравятся только "Паяцы" (по краткости, мелодраматизму сюжета и накалу страстей), а "Щелкунчик", который нравится тоже - это балет. Чиж же у него проходит на ура, безусловно. В омской юности я имел на виниле не меньше полусотни опер, добрые полтора десятка из которых мог петь фальшиво, но от начала до конца. Да и сейчас число оперных коробок с компактами за три десятка перевалило уж точно. Опера - жанр фантастически трудный, и вот уже лет двадцать, как я боюсь ходить в оперный театр: главное у оперного артиста все же - голос. Хороших драматических артистов во все времена и периоды - кот наплакал. А чтобы и голос сошелся, и драматический талант - такого почти что и не бывает. Вот, Шаляпин разве - а с тех пор не знаю кого и назвать. Может быть, Пирогова? Лемешев, Козловский хороши были на оперной сцене (повезло застать), но все-таки только не вызывали раздражения. Да и оперная режиссура - специальность, привлекающая очень немного ярких людей: в ГИТИСе в свое время (не знаю, как сейчас) конкурс туда был всегда раз в сто меньший, чем на режиссуру драматическую. А задачи оперная режиссура ставит грандиозные и мало кем в полную меру решенные. Совсем не случайно г-н Станиславский позднюю пору жизни отдал именно опере, и его "Евгения Онегина" и "Севильского цирюльника" не сумели испортить до конца ни ржавчина времени, ни "не гениальные" исполнители. Совсем не случайно ставил "Пиковую даму" такой гений и мыслитель режиссуры, как Всеволод Мейерхольд. Конечно, театр Покровского на Соколе предлагает нам массу совершенно творческих и интереснейших режиссерских решений, но все же это опера не "большая", "традиционная", а экспериментальная, которая в некоторых отношениях, разумеется, сложнее традиционной, но в некоторых - куда проще. Размышляя над постановкой той же "Жизни с идиотом", можно открыть многое; поставить же написанную в старых канонах, на доибсеновские и дочеховские тексты "Травиату" может человек только очень дерзкий, очень художественный, и обязательно - с компанией не менее дерзких и художественных единомышленников. (Насчет "единомышленников" я, пожалуй, загнул - скорее, людей, готовых идти за лидером с удовольствием, без фиги в кармане.)Слушать же оперу на дисках - не только безвредно, но и, в определенном смысле, оказывается почти единственной возможностью защитить себя от живых коней на деревянной сцене (выскочившую на сцену случайную кошку не способен переиграть ни один гений, ибо она - натурально непредсказуема), от умирающей от чахотки восьмипудовой Виолетты, от полутораметрового Ленского, от en face на авансцене с руками по-гитлеровски сцепленными на животике и других удовольствий реальной оперы. Вот я и слушаю. Однако редкая оперная запись, сделанная в роскошных студийных условиях, может побить живую запись со спектакля, где, если спектакль сделан и поется задорно, драйву легко удается пробиться сквозь микрофоны, сложную аппаратуру записи и сведения, дырочки и зеркальца компакта, усилители, динамики... У меня, например, есть "Фауст" с Ди Стефано, записанный 31-го декабря 1949 года в Метрополитен-опере Нью-Йорка: перепись с далеко не новых виниловых пластинок, даже, кажется, не долгоиграющих: шип, потрескивание, но... драйв! И есть специальный "студийный" Фауст, чистенький, как стерильная салфетка в операционной. Несколько лет назад фирма Philips вместе с Мариинским театром (на коробочках сверху изображен фриз с надписью KIROV - видать, для забугорных меломанов "Кировский театр" понятнее "Мариинского") затеяла серию русской оперы, выпустив уже добрый десяток альбомов . Руководит проектом Валерий Гергиев, дирижер, безусловно, мирового класса, что доказывает его приглашение главным дирижером в Королевский симфонический оркестр города Лондона. Г-ну Гергиеву, судя по результатам, удалось собрать певцов (актеров?), готовых "воплощать идею". А идея была. Как я ее понял: поставить несколько знаменитых русских опер так, как они были написаны, без имеющих длительную историю напластований искажений вроде купюр, переинструментовки, дописки "Хованщины" и пр. То есть, г-н Гергиев, вероятно, решил, что мы достаточно далеко отошли от времени создания этих шедевров, чтобы можно было перестать самовыражаться и улучшать авторов, но представить то, что те имели в виду. Как ни странно, столь простая идея способна зажечь и дать удивительнейшие результаты.(В качестве отступления: моего учителя, Олега Ефремова, долгое время преследовала-сопровождала идея "правильной" постановки чеховской "Чайки", пьесы и впрямь - глубины неисчерпаемой. Может, преследует и сейчас. Лет двадцать–двадцать пять назад, уходя из "Современника" во МХАТ, он на прощанье сделал в "Современнике" "Чайку" чрезвычайно острую, яркую, талантливую, проведя идею, что весь наш мир является ни чем иным, как грандиозной "ярмаркой тщеславия". Нина (прелестная, юная Анастасия Вертинская), в жару, почти с ума сходя по любви к Тригорину, прерывая Треплева, который через десять минут просто-напросто застрелится, говорила: "Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить", а сама в такой позе стояла и так руку протягивала, что всем очевиден становился подтекст ее слов: "Ну говорите же, говорите еще, как вы целовали землю, по которой я ходила!" И тут же, в этой же комнате, умирал дядюшка... Прошло полтора десятка лет, и Ефремов снова поставил "Чайку", теперь уже во МХАТе. "Ярмарки тщеславия" осталось ровно столько, сколько - кажется - имел в виду Чехов и сколько, по моему разумению, содержит реальный мир; и рядом с ней появились и подлинные чувства, страдания, мученья... Это был лучший на моей памяти чеховский спектакль, хотя, если бы меня спросили: чем же, собственно, он хорош? - я не то что бы затруднился ответить, но, после паузы, сказал бы, пожалуй: тем, что он удивительно... чеховский. Гораздо более чеховский, чем все знаменитые постановки начального МХТ, которых я не видел, но, кажется, могу вообразить достаточно достоверно.) Так вот: Гергиев, на мой слух, делает то же, что Ефремов сделал с "Чайкой" - с "Русланом и Людмилой", "Хованщиной", "Пиковой дамой", "Иолантой", "Князем Игорем"... (Кстати, именно на гергиевской записи "Князя Игоря" я впервые в жизни услышал так называемый "половецкий" акт: то ли заботясь о слушателе: не утомился бы мол; то ли, скорее всего, боясь нанести ущерб патриотизму, все известные мне постановки и записи, коих не менее 20, этот акт вычеркивали! Фамилии певцов в гергиевских проектах (кроме, разве, Роберта - Хворостовского), известны мне не были; более того: голоса не потрясли особым каким-нибудь тембром или небывалой мощью, - но все было настолько точно вписано в общую концепцию спектакля, все настолько подчинялось идее, "сверхзадаче", если по Станиславскому, - что казалось едва ли не единственно возможным.И вот мне попадается на глаза "Руслан и Людмила" изготовления Большого театра конца семидесятых годов. Аналоговый оригинал, цифровой ремастеринг. (То ли ремастеринг сделан очень уж хорошо, то ли оригинал был весьма и весьма в техническом смысле недурен, но результирующее качество воспроизведения выше всяких похвал; на чем, собственно, похвалы в адрес альбома и заканчиваются.) Знаете, кто поет ? Нет? Я скажу. Валерий Ярославцев. Не знаком? Удивительно! Мне, впрочем, тоже. Идем дальше. Борис Морозов... Александр Архипов... Нет, встречаются имена и погромче: Евгений Нестеренко, Тамара Синявская, Бела Руденко. А дирижирует великий дирижер современности Юрий Симонов.Простите, ради Бога, что иронизирую. Все они - безусловно, крутые профессионалы, иначе и в Большой-то театр не попали бы, и таких партий не получили. Но, как бы это выразить поточнее... Большой театр (в силу причин, анализировать которые оказалось бы слишком долго, а, возможно, и вообще без рациональных причин) переживал одно время, где-то с конца сороковых (а, пожалуй, что и несколько раньше) до начала шестидесятых, совершенно головокружительный расцвет (думаю, тогда именно и возник "валютный" его имидж). На его сцене пели актеры, обладающие глубоким пониманием жанра и предмета и, почему-то, совершенно уникальными тембрами голосов. Лисициан... Пирогов... Петров... Лемешев... Нэлепп... Козловский... Вербицкая... Яковенко... Узунов... Дирижировали киты вроде легендарного Голованова. У меня были виниловые записи тех спектаклей - до сих пор, знаете, ощущение чего-то совершенно уникального по концентрации творческой энергии, по драйву, если угодно! Записи эти не растворились в пространстве, не исчезли - их ценность чувствовали все профессионалы, - и вот они стали появляться на прилавках в CD-вариантах, изданные одной французской фирмой.А Большой театр (или "Мелодия", не знаю), распродав чистое золото (мне не жалко, мне, в конце концов, совершенно все равно, чьего производства покупать компакт), решило сбыть и залежи. Застойное время касалось всего, а Большого театра едва ли не особенно (см. перечисление исполнителей "Руслана"). Полное отсутствие концепции; мелкие переделки, перетасовки, купюры партитуры Глинки; и даже... трудно верится, что в Большом театре... в студийной записи, фрагменты которой можно повторять нужное число раз, доводя до совершенства... - но факт! - музыкальные изъяны вроде недружного ансамбля хора и пиччикато струнных!Я не по одним "Руслану и Людмиле" сужу. Несколько раньше мне уже попался в руки "Борис Годунов" той же фирмы (правда, более ранней поры: 1962-й год) производства. Бориса поет все же Иван Петров (хоть и не Алексей Пирогов), Ксению - Евгения Вербицкая, Пимена - Марк Рейзен. Дирижирует Мелик-Пашаев. Имена знаменитые, из той самой, "золотой", обоймы. Но спектакль все равно по весу в каратах заметно проигрывает Пироговско-Нэлеповско-Михайловскому. Пусть не залежалый товар, но и не высший сорт. (Недавно в Москве появился французского производства "Борис" Большого театра как раз "высшего сорта". Я пытался обменять свой вариант на этот - мне в подобных случаях всегда шли навстречу и обменивали - но получил отказ: разница качеств не укрылась от чуткого уха продавца и, несмотря на схожесть цен, обмен был признан безусловно неравным. Кажется, придется раскалываться на полсотни баксов...) Принимая в учет вышесказанное, вы поймете, с каким недоверием я смотрел на "Мертвые души" в коробке того же серийного стандарта: "кожаный" корешок, на четверть заходящий на бежевую обложку, "кожаные" же уголки. И год записи из самых гнилых: 1982-й (почему-то во вкладыше превратившийся в 1961-й). И ни одной знакомой фамилии, кроме, разве, Пьявко, героя нашумевшей в свое время препикантнейшей истории. Нет, вру - есть одна фамилия поистине знаменитая: Юрий Темирканов. Один из самых крупных дирижеров нынешнего времени. Неужели он мог участвовать в унылой постановке? Хотя, чего не бывало в те времена... "Мертвых душ" Щедрина я прежде не слышал, но почему-то был предубежден. Хотя все, что знал щедринское, мне, сказать честно, нравилось. А вот репутация такая у него была... Помните, снова из "Чайки": "Мило, талантливо... Но - не Тургенев". Мило, талантливо. Но - не Шнитке! Ерунда! Шнитке!! То есть, конечно, не Шнитке, но класс, на мой слух и вкус - никак не ниже! (Это я понял по прослушивании как раз "Мертвых душ", да тут заодно подвернулась еще Эхо-соната для скрипки соло, о которой намерен сказать подробнее в следующем этюде). И спектакль - совершенно потрясающий! Видать, сказалась как раз та разница, о которой я упоминал, сравнивая "Нос" с "Травиатой". "Мертвые души" надо было решать. Придумывать. Чувствовать. Понимать. Иначе - не спелось бы. Вообще не получилось бы! Не Бог весть как хитрая идея соединения заунывных народных песен (песенный хор посажен в оркестр!) с блистательными ариями и ансамблями в результате дает такую подлинную "древнерусскую тоску", какой я даже от слушания великого Мусоргского не испытывал, даже от Шнитке. Вот что значит комический рефрен из рощинской "Перламутровой Зинаиды": "Как сделать, старик!" В данном случае сделано - уникально... И еще: герои прыгают, суетятся, а в оркестре как взревут... нет - взвоют... возопят медные, и буквально дрожь по коже. Онтологическая, философская тоска! Тоска России! Тоска по России... Которая (тоска) по прочтении поэмы Гоголя, заслоненная бездной заключенного в ней юмора и бытовухой, проступает только у очень настроенного или чуткого читателя... А тут - то заунывная песня из ямы, то раздирающая душу медь. И ровно к 1983-му году подходящий финал: "В Казань-то... не доедет...". Впрочем, почему ж только к 83-му? У меня и сейчас порою возникает ощущение, что "не доедет в Казань!" P.S. Понятно, что на отечественных меломанов в материальном отношении надежда плоха, надо заостряться на Запад, который слушать и понимать классическую музыку, в том числе - оперу, считает хорошим тоном. Поэтому дублирование всех текстов на вкладыше по-английски - вещь более, чем понятная и даже естественная. Но, с другой стороны, коль уж и музыка русская, и театр русский, и фирмы русские все это выпускают - почему бы английское дублирование не сделать и впрямь дублированием, то есть английский перевод помещать после русского оригинала, а не наоборот. Неужели страшно, что забугорный покупатель обидится и не купит? А главное правило тети Физы, бандерши публичного дома, помните? "Девочки! Не суетитесь под клиентом!" Copyright 1998 текст от Евгения Козловского Другие этюды Евгения Козловского
Обзоры этого автора
[Первая страница]
|